Гибрид он и есть гибрид. Сегодня увидела обе стороны медали. Когда в Канисе говорит волк – он умён, изобретателен, вороват, шустёр. Нет задачи, которую он бы не решил. Когда же он становится собакой, всё резко меняется: решения должен принимать хозяин, пусть он думает, что с этим делать.
Канис пришёл на собачью площадку и гулял в гордом одиночестве, пока я заделывала дыры в сетке. Заматывала проволокой рабицу, в местах где она сильно отходит. Пёс бегал вокруг, потом неожиданно исчез. Поискала глазами – нет паршивца. Позвала. Тишина. Покричала команды – тишина. Пошла обходить все закоулки, их много: овраг и самое главное дыра на гаражи соседнего здания, которую мы-собачники ещё летом плотно заложили старой дверью, просунув её с задней стороны рабицы. Я не знаю, как Канис влез на гаражи (есть подозрение, что по стволу дерева), которое сто лет назад проткнуло рабицу и вышло на крыши, но вылезти назад он не смог.
Испугалась. Крыши скользкие, высота до земли около двух метров. Упадёт, точно покалечится. Зову его к себе, командую. Он вокруг ствола вертится, скулит, назад ни в какую. Сильно звать боюсь, вдруг лапы поедут. Просчитываю ситуацию. Есть два способа: самой по стволу на крыши и оттуда выволакивать питомца; отодвигать дверь, закрывающую проход. После первой же попытки взгромоздиться на ствол, идею отставила, ибо дерево под моей тушкой нехорошо затрещало и непонятно куда обломившийся ствол меня выкинул бы: то ли на гаражи, то ли под гаражи, то ли я повисла бы на суку, как Буратино перед котом Базилио с лисой Алисой. Канис продолжал метаться и скулить.
- Вылезай паразит, - отчаянно крикнула я, - как залез, так и вылезай!
Мне даже удалось схватить его за шкварник, просунув руку в щель, и подтащить к стволу. Тут глаза у Каниса сделались круглыми, как волшебные китайские фонарики на рождество, и он широко раскрыв пасть заголосил дурным голосом. Сзади послышался шорох. Выпустила холку, оглянулась. На меня смотрел, натягивая штаны, узбек. Он пришёл в овраг в туалет. Канис зло заурчал. Пришлось рявкнуть на обоих. Сначала на узбека, который только-только заметил «волка», потом на Каниса, который противно подтявкивал, но не вылезал.
Как только узбек ушёл, я принялась за второй вариант. Просунула обе руки в щели за рабицу и потащила дверь на себя. Она примёрзла. Начала её раскачивать руками и ещё поддавать ногой по сетке. Навернулась, укрывшись собственным капюшоном. Канис скулит. Встала. Всё по новой.
Только через двадцать минут мне удалось сдвинуть чёртову дверь чуть в сторону. Ещё минут семь ушло на дальнейшее толкание двери. Наконец, образовалась приличная дыра, в которую осторожно просунулась серая башка, вращая глазищами, как сова, узревшая мышь. Бросила дверь, схватила Каниса с двух сторон за шею и потащила на себя. Он с визгом: «Убиваю-ю-ю-ю-т» начал метаться в дыре. Отпустила. Плюнула и пошла к двери.
Пёс мгновенно просочился и встал рядом заглядывая мне в глаза. Всю дорогу домой рассказывала ему про него самого и его деревянноголовых родственников. Канис, который обычно тянет поводок вперёд, медленно шёл рядом на абсолютно провисшем поводке, заложив уши по голове и слушал. В конце концов, мне стало смешно смотреть на волчье горе, попыталась его развеселить. Веселиться не стал. Пришёл домой и тихо улёгся в сторонке. Так его и оставила думать думы. Наверное, до вечера пережевывал ситуацию.